-- Нельзя, нельзя, нельзя,—скороговоркой проговорил зайсан и дал адъютанту легкий подзатыльник.
И вот мы. сидя друг против друга на кошме, стали беседовать. Человек пять русских подошло. Меня разбирал смех, когда девятипудовый зайсан при каждой фразе прикладывал по-военному руку к бритой без шапки голове и всякий раз извинялся, что он выпивши:
-- Извините, извините, извините.
-- Вы мне, пожалуйста, не козыряйте, я человек простой.
-- Нельзя, нельзя, нельзя… Таштан!—крикнул он адъютанту и сделал жест рукой сверху вниз.
Адъютант вскакивает, делает по направлению ко мне шаг и плутовато, с улыбкой косясь на своего господина, смешно раскорячивает ноги и кланяется мне в землю.
-- Проси, проси, проси!—приказывает зайсан, опять делая под козырек и кивая головой.
Адъютант, растерянно улыбаясь, сюсюкает:
-- Проси, проси, проси…
Я заливаюсь хохотом, угощаю зайсана и адъютанта папироской, все улыбаются: и зайсан, и адъютант, и ямщики, и мы, наконец, заключаем условие разговаривать попросту.
Зайсан положил мне руку на плечо и, указывая крючковатым пальцем на заречную гору, заговорил:
-- Вот эту гору видишь? Что в ней есть? Пастбище есть? Один камень. Как жить, чем скот кормить? Тыща десятин в ней. Нам дали. Чего на ней есть?
Крестьяне поддакивают:
-- Тут какое угодье. Самый камень. Вот теперь вид у горы зеленый: это дождички шли нынче, трава и позеленела. Да вот уже жары пойдут—вся счахнет. Иной раз живет весна жаркая, так все лето и стоит этот подол красным, головой все побуреет.
-- Так где ж скот-то пасут?
-- Да вот по логам и бьется. Еще есть у них землишка. Та под пашню. Тоже немного.
-- Раньше лучше было?
Зайсан отвечает:
-- Известно, лучше. Раньше—куда хочешь гони скотину, запрету не было, вся земля была наша. А теперь одним обществам хорошие куски попали, другим худые. Раньше равнение было. Кто на плохом корму—в хороший гнал, к соседям. Те не препятствовали Лучше было бы всему нашему народу сообща отмежевать сколько есть нашей земли.
И вдруг, схватив мою руку и припав к ней потным своим широким лбом, зайсан заговорил:
-- Пиши, пожалуйста, в газету, пожалуйста, пиши Таштан!..
Я изумился. Наконец-то наконец, и темный калмык уверовал в силу печатного слова.
Выслушали мы мнение по земельному вопросу людей богатых и власть имущих, так сказать, местных феодалов, воля которых для своего народа — закон, его же не прейдоши, и капитал которых так же беспощадно и неотразимо в бараний рог гнет бедноту, как и толстая мошна любого нашего истинно русского Колупаева.
Надо выслушать и мнение другой стороны.
